I want more just to be sure!
Когда хочется лечь и повыть от тоски на луну, я всегда вспоминаю Катю. И никогда не вою с тех пор как в моей жизни появился этот человек.
В моем универе много больных людей. Больных морально и физически. Шизофрения, мания преследования, отставание в развитии. Со всеми вытекающими.
Около полутора лет назад в дождливый осенний день, когда мы с Леной вернулись с экскурсии в Марию, организованную в "окно", мы уселись на стол в коридоре. До пары было еще часа два, можно было поболтать. Я сидела на столе, болтая ногами, на мне был каблук моего любимого размера - сантиметров десять, короткая юбка, я распустила волосы и на стуле напротив сидел мой симпатичный однокурссник-буддист Дима-"Циркулятор".
И тут в кордиор вошел маленький человек, седоватый, в кпочке и с усами. Он нес черно-красный рюкзак. За ним шла девушка. Девочка. Не шла даже, а двигалась. Ее поддерживала мать, девочка облакачивалась на нее спиной, а сама только переставляла ноги. С трудом. Шаг за шагом. У нее были словно бы судорогой скрученные пальцы. Она смущенно улыбалась.
В тот момент мне стало стыдно за каблуки, короткую узкую юбку, за свои ноги, за темные тени на веках и длинные красивые волосы.
Я помню, что мы с Леной на секунду замерли. Потом я спросила, не надо ли помочь. Мать девочки улыбнулась и покачала головой.
Сначала нам было тяжело принять Катю. Не смотря на то, что она училась на курс младше. Мне стыдно за громкие разговоры, что мы вели. До того все ненормальные в универе были одни - то есть передвигались сами.
Потом мы привыкли. Ее однокурссники и пятый курс, рядом с которым они тогда занимались раньше. Мы - позже.
Я никогда не забуду, как один из самых видных парней-пятикурссников однажды взял Катю на руки и понес из аудитории в другую. Катя смеялась, а нам было стыдно, завидно и больно. Стыдно за то, что мы можем нормально ходить, завидно, потому что не нас носили на руках такие крутые парни, и больно от того, что мы понимали, что вот так могло бы быть с каждой.
В начале нового учебного года Катя неожиданно не появилась в универе. Только в середине октября я увидела, как ее мама толкает коляску с дочерью по Фонтанке. Теперь мама всегда сама помогала дочери ходить - брала ее в охапку сзади и Катя шагала.
Мы даже немного подружились - оказалось, что любим похожие группы. Катя всегда улыбалась, как и ее мама. Они всегда, каждое учебное утро, в хололд, дождь и слякоть ездят на учебу и приносят вахтершам утреннюю газету. Катина мама всегда улыбается. Усаживает дочь на стул в кордиоре, помогает снять куртку, поправляет на ней одежду и волосы. Сама Катя с трудом справляется с этим, руки не позволяют.
Мы разговариваем о финском языке, учебе и иногда о музыке. Я не могу с Катей об этом много говорить. Слишком часто приходится держать язык за зубами. Не думаю, что правильно будет рассказывать ей истории о том, как одна моя подруга встретила на Новый Год в баре пьяного Йонне Аарона.
А тем летом у Кати умер папа. Тот самый мужчина, который привел ее в первый рах в академию.
Но каждый день Катя и ее мама ходят в академию, каждый день они улыбаются и приносят вахершам утреннюю газету.
В моем универе много больных людей. Больных морально и физически. Шизофрения, мания преследования, отставание в развитии. Со всеми вытекающими.
Около полутора лет назад в дождливый осенний день, когда мы с Леной вернулись с экскурсии в Марию, организованную в "окно", мы уселись на стол в коридоре. До пары было еще часа два, можно было поболтать. Я сидела на столе, болтая ногами, на мне был каблук моего любимого размера - сантиметров десять, короткая юбка, я распустила волосы и на стуле напротив сидел мой симпатичный однокурссник-буддист Дима-"Циркулятор".
И тут в кордиор вошел маленький человек, седоватый, в кпочке и с усами. Он нес черно-красный рюкзак. За ним шла девушка. Девочка. Не шла даже, а двигалась. Ее поддерживала мать, девочка облакачивалась на нее спиной, а сама только переставляла ноги. С трудом. Шаг за шагом. У нее были словно бы судорогой скрученные пальцы. Она смущенно улыбалась.
В тот момент мне стало стыдно за каблуки, короткую узкую юбку, за свои ноги, за темные тени на веках и длинные красивые волосы.
Я помню, что мы с Леной на секунду замерли. Потом я спросила, не надо ли помочь. Мать девочки улыбнулась и покачала головой.
Сначала нам было тяжело принять Катю. Не смотря на то, что она училась на курс младше. Мне стыдно за громкие разговоры, что мы вели. До того все ненормальные в универе были одни - то есть передвигались сами.
Потом мы привыкли. Ее однокурссники и пятый курс, рядом с которым они тогда занимались раньше. Мы - позже.
Я никогда не забуду, как один из самых видных парней-пятикурссников однажды взял Катю на руки и понес из аудитории в другую. Катя смеялась, а нам было стыдно, завидно и больно. Стыдно за то, что мы можем нормально ходить, завидно, потому что не нас носили на руках такие крутые парни, и больно от того, что мы понимали, что вот так могло бы быть с каждой.
В начале нового учебного года Катя неожиданно не появилась в универе. Только в середине октября я увидела, как ее мама толкает коляску с дочерью по Фонтанке. Теперь мама всегда сама помогала дочери ходить - брала ее в охапку сзади и Катя шагала.
Мы даже немного подружились - оказалось, что любим похожие группы. Катя всегда улыбалась, как и ее мама. Они всегда, каждое учебное утро, в хололд, дождь и слякоть ездят на учебу и приносят вахтершам утреннюю газету. Катина мама всегда улыбается. Усаживает дочь на стул в кордиоре, помогает снять куртку, поправляет на ней одежду и волосы. Сама Катя с трудом справляется с этим, руки не позволяют.
Мы разговариваем о финском языке, учебе и иногда о музыке. Я не могу с Катей об этом много говорить. Слишком часто приходится держать язык за зубами. Не думаю, что правильно будет рассказывать ей истории о том, как одна моя подруга встретила на Новый Год в баре пьяного Йонне Аарона.
А тем летом у Кати умер папа. Тот самый мужчина, который привел ее в первый рах в академию.
Но каждый день Катя и ее мама ходят в академию, каждый день они улыбаются и приносят вахершам утреннюю газету.
-
-
02.05.2010 в 14:25